Валерий Гроховский: Музыка будет развиваться постоянно

С. Лемешев: У нас в гостях Валерий Гроховский — пианист, профессор университета Сан-Антонио (штат Техас), руководитель проекта «Бах-джаз». Здравствуйте, Валерий! С этим проектом вы работали в Европе – Германии, Франции. Как получилось так, что «Бах-джаз» оказался в Сибири, в Кузбассе?

Валерий Гроховский: Этот проект долго варился среди менеджмента в Москве. Началось всё с того, что нам предложили выступить в Московском Доме Музыки, потом в клубе Игоря Бутмана, и так, после нескольких выступлений, мы решили создать проект с большим количеством концертов и прокатиться по стране.

С. Л.: Как ваши американские коллеги отреагировали на то, что придётся выступить в Сибири? За окном минус 20!

В. Г.: Они перед поездкой смотрели прогнозы погоды, просили перевести меня Цельсия на Фаренгейты. Говорили, что это ужасно, что при такой погоде они не смогут существовать. Я им отвечал всё нормально – если не потеплеет, будет для вас опыт интересный, может быть, единственный в вашей жизни.

С. Л.: Приходилось вам сталкиваться с мнениями интересными по поводу Сибири: глухомань, медведи и т.д.?

В. Г.: О Сибири, в основном, говорят, что в Сибирь ссылали, что Сибирь дикая и там очень холодно.

С. Л.: Критики называют вас одним из лучших пианистов классической школы; у вас были победы на престижных международных конкурсах, было признание публики, а было ли удовлетворение от того, что вы делаете? Если да, то зачем вам понадобилось совмещать Иоганна Себастьяна с джазом? Может быть, вы в Бахе разглядели то, чего другие не увидели?

В. Г.: Подобные проекты уже делались до меня. Знаменитый французский пианист Жак Лусье интерпретировал Баха, но немного в другом ключе. Он брал тему Баха и развивал её в джазовой обработке. А у меня этот проект возник совершенно случайно. Я всегда был против каких-либо интерпретаций классических композиций в джазовом стиле. Во Франции мне предложили записать классического Баха. Я записал два концерта и партиту. И вдруг мне говорят: «А теперь давай сделай то же самое в джазе, и мы выпустим двойной альбом». Я сразу сказал, что не играю в эти игры, потому что уважаю творчество Иоганна Себастьяна Баха и что, наверное, ничего с этим сделать не смогу. А в ответ услышал: «Ты сможешь, подумай». И я стал думать. Перед тем, как выпустить этот диск, я поехал в Москву, показал своему преподавателю – профессору по фортепиано Александру Александровичу Александрову. Спрашиваю его: «Что вы думаете по этому поводу». Он отвечает: «Это чёрт знает что, но меня это не раздражает, так можно тоже». Тем более что музыку Баха я не изменил практически. Весь формат остался тот же самый. Сколько написано тактов у Баха, столько я и играю.

С. Л.: Классика плюс джаз – довольно гремучая смесь. У меня есть практически все диски с записями Жака Лусье, и касательно Баха мне кажется, что там много джаза и мало Баха. Не думаете ли вы, что нужно аккуратней подходить к синтезу этих направлений, ведь можно сделать классику более демократичной, и тем самым разрушить её?

В. Г.: Согласен, но у меня это как бы иное прочтение, это современное звучание Баха. Хотя эмоциональное состояние музыки и остаётся тем же – и те мысли, которые Бах хотел выразить, и которые я могу прочитать в его музыке, я переношу аккуратно в джазовую структуру, добавляю немного свинга, что уже, кстати, у Баха есть. Ни у какого другого композитора нет столько свинга в музыке, сколько у Баха: это связано и с ритмом, и с полифонией, и с вариационностью, поэтому о разрушении классики речи не идёт.

С. Л.: Но не все любители классики готовы к тому, чтобы синтезировать в своём восприятии Баха и джаз. На одном из российских форумов я нашёл эмоциональное высказывание, крик души: «Что эти варвары сделали с Бахом?». Относилось это к творчеству Лусье. А как на Западе люди принимают такое сочетание — Бах и джаз?

В. Г.: Для них этот проект тоже неожиданный. Мы играли эту программу на международном джазовом фестивале в Монтодоно, на юге Франции, и все поначалу были шокированы, но после 5 – 6 минут музыки народ уже за нами следовал… Были бурные овации… Народ зацепило. В Германии мы играли — и для меня это имело очень большое значение, потому что Бах, Германия… Немцы – снобы в классической музыке, очень её любят, и после концертов, на вечеринке, ко мне подошёл немец и сказал: «20 лет назад я слушал Жака Лусье – это было потрясающе. Но вы гораздо лучше». Этот немец оказался одним из музыкальных критиков в Ольденбурге. Потом в Англии Classic FM дал 5 звёзд за этот диск. Музыкальный язык меняется. Если вы сможете передать эмоциональное состояние той музыки, которую вы интерпретируете в джазе, я думаю, ничего в этом страшного нет. Например, есть замечательное трио Ягожинского, которое интерпретирует Шопена. Я был на концерте. Это очень такое камерное прочтение Шопена, красивые аранжировки, замечательная игра на фортепиано, именно такое, шопеновское прикосновение к роялю. Замечательные музыканты, мне это очень понравилось. Я не могу сказать, что меня это как-то раздражало. Конечно, не каждое произведение можно довести до этого состояния, не каждое произведение можно интерпретировать в джазе, но буквально 8 месяцев назад мы делали Моцарта в джазе. Мне нужно было заполнить отделение, и я мучился, какие произведения подошли бы к свингу, и нашёл, к своему удивлению, несколько произведений, которые мы сделали. Там действительно есть свинг, и не надо никакой надуманности. Всё само вдруг пошло. Вариации «до мажор» мы сделали в свободном стиле, получился авангардный джаз, и люди нормально это воспринимали.

С. Л.: Моцарт в авангардном джазе — это круто… Кстати, мне кажется, что вот такие «несочетаемые сочетания», как классика-джаз, классика-авангард, в XXI веке могут привести к возникновению новой музыки…

В. Г.: Я думаю, что безусловно. Музыка будет развиваться постоянно. От диссонанса будет приходить к консонансу, потом вернётся полифония. В каких-то проявлениях будет возврат и одновременно обновление стилей. Потом кто-то придёт с новыми музыкальными идеями. Это как игра в шахматы – повторяющихся партий не будет.

С. Л.: А каким музыкальным стилям, направлениям вы отдаёте предпочтение?

В. Г.: Предпочтение отдаю традиционной классике, традиционным формам, хотя я принимаю любые стили, если эта музыка для меня имеет какое то значение и она на меня как то влияет. Я могу послушать и хип-хоп и рэп, если это талантливо написано.

С. Л.: Я предлагаю оторваться от интерпретаций. В начале 1990-х вы уехали из России. Страна была другой, музыка была другой, вы вернулись, что произвело на вас впечатление, что понравилось или наоборот – не понравилось?

В. Г.: В общей сложности в Америке я провёл 15 лет, но безвыездно жить не получалось. Каждый год по 2 раза я приезжал в Москву записывать пластинки… Я как бы никуда и не уезжал, я постоянно находился в музыкальной тусовке, поэтому все изменения происходили у меня на глазах и не всегда в лучшую сторону. Что мне не нравится? Например, оплата педагогов меня смущает в России. В Америке платят в разы больше, хотя уровень студентов оставляет желать лучшего: он ниже, чем в России, на мой взгляд. Радует, безусловно, развитие джаза…. Джазовые глыбы вдруг появляются. Я в Америке не мог послушать группу Texas, а тут пришёл в клуб, они живьём поют. Приезжают Маккой Тайнер, Ленни Уайт, Билли Камп. Раньше нам и не снилось такое. Безусловно, изменения происходят, но так обозначить все их сразу трудно.

Звонок: Можно ли совместить Баха и джаз? Есть мнение такое, что Бах был одним из первых импровизаторов в музыке, а джаз и импровизация практически синонимы, без импровизации нет и джаза, тогда почему невозможно Баха и джаз совместить?

В. Г.: Вы правы, Бах – один из первых импровизаторов, его музыка импровизационная; он импровизировал свои композиции, прежде чем их записать. Но дело в том, что какие-то идеи музыкальные у Баха, например, в религиозной музыке, перенести на джаз очень трудно и это как раз задевает классических интерпретаторов. Они считают, что вы облегчаете ту идею, ту массивную философскую направленность, которая есть у Баха. Вы её игнорируете и всё упрощаете. Но есть и светская музыка у Баха. Вот её, мне кажется, при наличии музыкального вкуса и при наличии большого желания и энтузиазма, можно попробовать перевести и изложить в джазовом стиле.

С. Л.: Ну, что касается интерпретаторов, они между собой то договориться не могут. Копья вокруг интерпретаций давно ломаются. А мне бы хотелось вернуться к вопросу музыкального образования. Вы сказали, что уровень музыкального образования в Америке ниже, чем в России, тем не менее, в одном из интервью вы заметили, что, появившись в Америке, узнали: на выпускных экзаменах там можно играть сложные произведения – бетховенскую «Аппассионату», например. А у вас на выпускных экзаменах, т. е. в России, этого было делать нельзя. Как можно увязать исполнение сложных композиций с низким уровнем образования?

В. Г.: У нас не то, что бы нельзя играть, просто боялись играть… Великий Рихтер и Гилельс играли эти произведения, и это было на таком уровне… практически недостижимом.

С. Л.: Как солнце заслоняло…

В. Г.: Да, они, так сказать, заслоняли возможность для игры. И наша профессура очень ругалась: «Как так, как вы можете брать такие произведения!». Даже когда на вступительных экзаменах исполнили «Аппассионату», покойный Юрий Владимирович Понизовский сказал: «Всё было замечательно, вы играли «Аппассионату», мы вам поставили двойку». (смеется) А что касается Америки, то это идёт не от того, что там свобода выбора репертуара, а просто играют плохо «Аппассионату». Там могут сыграть и Третий концерт Рахманинова, но сыграть ужасно. Вопрос качества исполнения стоит ниже.

С. Л.: А в чём причина?

В. Г.: В Америке начинается всё с того, что нет начального музыкального образования. У них начальное образование – это частные уроки. Очень мало музыкальных школ, и они не организованы. Нет единой программы, по которой можно было бы выставить какой-то уровень. Это всё больше построено как бизнес: чем больше учеников, тем лучше, а как они играют…. Деньги зарабатывают люди.

С. Л.: Да, у нас же всё организовано, но труд преподавателей оплачивается плохо… Как вы считаете, нужно ли приобщать детей к классической музыке, или, может быть, достаточно эстрадных жанров для развития человека?

В. Г.: Так же, как нужно читать книжки, как нужно ходить в музеи, как нужно смотреть хорошее кино и арт-фильмы. У людей, которые много читают, другой язык, у людей которые слушают много музыки, характер формируется по-другому, какие-то эстетические ценности другие, отношение к жизни другое, отношение к политике другое. Я считаю, что музыка нужна.

На этом наше интервью закончилось. Побывать на концерте мне не удалось, но беседа с Валерием Гроховским продолжилась в ресторане, после него. Говорили о жизни, о политике, о семье. Мы просидели до закрытия и распрощались за полночь. Валерий остался доволен концертом, публикой. Он выразил надежду, что удастся снова приехать в наш морозный край. Мне же подумалось, что пока будут существовать люди, не боящиеся экспериментировать, будет развиваться и музыка, ведь это как игра в шахматы – повторяющихся партий не будет. А партия Валерия Гроховского до конца ещё не сыграна.