Nick Cave. Жизнь на пределах существования

С музыкальной точки зрения, Австралия всегда удивляла своими странными и безгранично талантливыми артистами. Впрочем, таковых было не так уж и много. Зато всех их знают, как говорится, в лицо. Этнически-безумные и безупречные Midnight Oil, небританские «отцы» брит-попа Crowded House, еще Go-Betweens, AC/DC. И, конечно же, Ник Кейв.

Здравствуйте, в студии Александр Винокуров. Подвёл я вас к сегодняшнему нашему герою.

Инфернально-спокойный Ник Кейв немного не вяжется с прославившимися соотечественниками. Не вяжется какой-то душевной холодностью собственного творчества. Но при этом Кейв обладает чисто австралийской уникальностью — его искусство по наполнению своему не британское и тем более не американское, поэтому нравится «и тем, и этим». А ещё Кейв нравится девушкам. Он ведь такой мрачный и романтичный. Ведь как девушки слушают музыку? О! — это совсем отдельная история. Их не заставить рыться в музыкальных энциклопедиях, да в музыкальных журналах их больше привлекают картинки. Им, в общем, наплевать на различия в составах группы, на стилевые тонкости, им все равно — фирменный это диск или пиратский. Одним словом, они просто слушают музыку, не обращая внимания на малозначительные вещи. А Ник Кейв, ещё раз замечу, такой романтичный.

Его низкий баритон и печально-пронзительная интеллектуальность держат на расстоянии (то ли от страха, то ли просто впереди пропасть). Но при этом, позволяют чувствовать себя к происходящему с героями его лирики. К тому же, Кейв всегда был превосходным рассказчиком. Его песни в массе своей эпичны и сюжетны. Неудивительно, что пока единственный роман Кейва «And The Ass Saw An Angel» («И узрел осел ангела»), недавно наконец-то переведенный на русский язык — это не банальная попытка уставшего от музыки рокера попробовать себя в той сфере, где его никто не ждал, а полноценное произведение.

Об этом человеке уже много писалось и говорилось, поэтому нет смысла долго и внятно копаться в мусорных кучах его богатой объедками биографии. Ничего нового мы не откроем, но пробежаться лишний раз по памятным местам еще никому не мешало. Николас Эдвард Кейв родился 22 сентября 1957 года в городишке с труднопроизносимым названием Уорракнейбел под Мельбурном. Родился в семье провинциальных интеллигентов — учителя английского языка (прививавшего сыну любовь к словам) и библиотекарши (учившую его эту любовь проявлять в действии), воспитывался в строгих законах англиканской церкви, отчего рос нервным, набожным. Получив полувысшее гуманитарное образование (отучился в университете только два года), научившись неплохо мучить грамматику родного языка и рисовать впечатляющие инфернальные произведения (кое-когда он ими альбомы оформлял), Ник ушел в музыку и вместе с друзьями основал группу The Boys Next Door, с которыми умудряется выпустить альбом «Door Door» в 1979 году. Им повезло. Записанная на этой пластинке песня «Shivers» («Мурашки») прозвучала в фильме «Космические псы». Соотечественники кино полюбили, и песенка стала популярной. В то же время в Австралии начался панк-роковый бум. На весь Мельбурн приходилось всего четыре или пять панк-команд, поэтому «Соседские ребята» давали три-четыре концерта в неделю, собирая за вечер до пятисот фанатичных поклонников.

Кейв признается, что писал «чудовищные стихи, худшее из того, что можно себе представить». Научившись брать несколько аккордов на рояле, он пытался соединить свою ужасную поэзию с не менее ужасными мелодиями. Получались «самые плохие песни всех времен и народов».

После некоторых диффузных явлений в составе группы, она стала продуктом под названием The Birthday Party и уехала в Лондон искать справедливости. Справедливость, надо сказать, в Лондоне тогда еще существовала, и группа «выстрелила» с шумом. У них вышло несколько альбомов, и своими мрачными и эмоционально-злобными блюзами они неслабо повлияли на английскую рок-сцену.

В 1983 группа распадается, оставив после себя три альбома, два сингла, и неудовлетворенного Ника Кейва, жаждущего открытия новых горизонтов, уходящих далеко под землю (то, что находилось НАД землей, его мало интересовало). Кейв переезжает в Лос-Анджелес, развлекается написанием киносценариев и попутно неторопливо набирает народ для нового проекта, до сих пор нам известного как The Bad Seeds (это название фильма Мервина ЛеРоя, снятого по одноименной пьесе, написанной, в свою очередь, по какому-то рассказу. Что поспособствовало созданию рассказа-неизвестно: на этом цепочка разрывается).

Первый же альбом «From Her To Eternity» наглядно продемонстрировал, что сказочки, которые Кейв решил поведать миру, не годятся в качестве убаюкивающего средства и могут благоприятно влиять на засыпающее дитя, только если оно по какому-либо счастливому стечению обстоятельств не знает английского и воспринимает только убаюкивающие мелодии с красивым пианино и нежными полухрипами.

Кейв: «Что такое первый альбом? Люди собираются вместе, они хотят стать командой. Но они еще не знают, в каком направлении им двигаться. Первый альбом — это скорее поиски звучания, в нем есть тупики, но есть и несколько замечательных, вдохновенных песен».

Уже тогда Кейв твердо решил работать в жанре баллады, потому что открыл необычные пространства именно в этом жанре. Ник перебирается в Берлин (многие знаменитые музыканты на переломных этапах своей жизни перебирались в Берлин: Дэвид Боуи, Лу Рид, Игги Поп, Брайан Ино) . И в Берлине Кейву удалось сделать то, о чем раньше только мечталось. Он собрал группу, которая уже почти два десятка лет владеет умами и душами молодых (и не очень) лунатиков по всему миру — The Bad Seeds. Первый альбом, «From Her To Eternity», вышел в 1984.

Кейв: «Берлин дал нам поддержку и свободу: мы делали, что хотели. За три года в Лондоне у нас появилось ощущение, что если высунешь голову из коробочки, то по ней сразу же кто-нибудь треснет как следует. Особенно, если ты австралиец. В Берлине все было по-другому: в нас видели некую силу, а не просто чокнутых новичков».

Но популярным Кейв становится после выхода альбомов «Your Funeral. My Trial» и «Tender Prey».

Когда в 1995 году некие израильские журналисты попросили Ника назвать девять вещей, сильнее всего повлиявших на его жизнь и творчество, он спокойно перечислил нижеследующие: набоковская «Лолита» (папа это счастье ему в детстве перед сном читал); Библия; «Преступление и наказание» Достоевского; живопись (особенно на религиозные темы); Боб Дилан; Джон Ли Хукер; фильм «Badlands»; Анита Лэйн (его бывшая девушка и соратница по группе) и его сын Люк, «заполнивший пустоту в его жизни».

Если вы думаете, что первая рок-идея процитировать псалом касательно «долины смерти» принадлежала Мэрилину Мэнсону, то спешу вас обрадовать тем фактом, что Кейв додумался до прямого цитирования Библии гораздо раньше. И про долину у него тоже было: «We walk through the valley of the shadow of death». Вообще, библейские тексты до сих пор оказывают проникновенное влияние на подсознание Кейва, выплескиваясь в лирике.

В середине 90-х Кейв вместе с еще одним талантливейшим австралийцем (уже, к сожалению, среди нас не пребывающем) — Майклом Хатченсом — решает устроить что-то вроде альтернативы ресторанам «Планета Голливуд». Итогом становится «Портобелло кафе» на одной из самых престижных лондонских улиц Portobello Road. Благодаря их скромным вкладам (а также вниманию и пониманию одного из участников группы Madness и первооткрывателя Blur Энди Росса) на сцене кафе могли выступать ведущие британские звезды. В 1997 г. эта радость перестала функционировать, и ведущих британских звезд по-прежнему можно было отлавливать только в крутых клубах и на стадионах.

После того, как песни для альбома уже записаны, Ник обычно их не слушает, потому что ему от них не по себе. Переломным моментом для всего творчества Ника был тот, когда он отчетливо осознал, что когда-нибудь умрет. Молодость и юность, в общем-то, оберегают человека от этого осознания, но когда-нибудь оно врывается в вашу спокойную и шумную жизнь во всей своей простоте и глобальности — и после этого вы можете полновесно считать себя другим человеком. Приняв факт неизбежности смерти, Ник смог спокойно рассмотреть цвет ее глаз и длину ее волос, а потом благородно передать эти ценнейшие знания своим поклонникам и слушателям.

Хотя Ник и любит рок-н-ролл за его революционность и эмоциональность, он не причисляет себя к этому направлению, потому как в рок-н-ролле сейчас ”много всякого мусора”... Ему нравится, что многие героини его песен — монашки. «Монашка — это хорошо, это успокаивает». Он считает, что человеческие отношения не имеют ничего общего с любовью. И совершенно не должны иметь.

Когда Ник с группой выступали в Израиле, они взяли напрокат машину и на дикой скорости бороздили на ней кварталы, душевно стараясь не сократить численности населения (по крайней мере, не намного). Потом они решили пойти дальше — стали затаскивать случайных прохожих в машину и под предлогом «немного покататься» заставляли их слушать последний диск Кейва, который еще не вышел, и спрашивать их мнение касательно альбома: хорошо ли, плохо ли, а может, тут перезаписать вообще? «Страшно сюрреалистичная ситуация, если вдуматься», — рассказывал позже сам инициатор.

Альтернативная музыка — отрицание истеблишмента, считают те, кто ее любит. Альтернативная музыка — отрицание хорошего вкуса, утверждают те, кто не может слушать эти монотонные и понурые опусы. Но что такое «альтернативная музыка»? По этому разряду числится столько коллективов и исполнителей, что второе слово из определения лучше отбросить — для ясности. Слишком уж «альтернатива» разнородна — от примитивных танцевальных «колотушек» до высоколобых, мало кому понятных консерваторских проектов. Правда, есть вроде бы четкий признак, позволяющий точно определить, «альтернативщик» ли перед нами. Он должен записываться только на независимых фирмах грамзаписи, которые не входят в транснациональные структуры, а выступать ему полагается в клубах и на некоммерческих фестивалях.

«Некоммерческий» — не значит бедный. Такой столп альтернативной музыки, как, скажем, фирма Mute — структура вполне преуспевающая. «Борцы за мировой социализм», как когда-то величали себя участники придворной мьютовской группы Depeche Mode, получают отнюдь не социалистические гонорары.

Казалось бы, у мэйнстрима и «альтернативы» разный рекламный размах. Для попсы — центральные СМИ и телевизионный прайм-тайм, для альтернативщиков — малотиражные издания и ночные программы для «продвинутых»? Возможно, и так. Но вспомним, сколько часов отводят на MTV той же Depeche Mode. Кстати, по сопутствующим товарам «Депеша», кажется, уже перегнали сверхпопулярных Beatles и Майкла Джексона.

Однако дело все-таки в рекламе. Старинный лозунг «Sex, drugs, rock-n-roll» утратил свою былую привлекательность. Секс давно уже стал элементом здорового образа жизни, наркотики из запретного плода превратились в почти неизбежную составляющую проказ молодости. А рок-н-ролл... Да за сорок лет он просто всем успел изрядно надоесть, даже в своем когда-то вызывающем обрамлении. Всем этим можно привлечь лишь на концерт «для тех, кому за тридцать». Рок-рынок же должен расти за счет молодежи. Вот и приходится маркетологам от шоу-бизнеса заниматься не просто рекламой, но идеологией, изобретать словосочетания покрасивше да потуманнее. «Альтернативная музыка» — среди самых простых для понимания, но ведь есть еще и acid jazz (так в один прекрасный день была названа родная сестра рока, фанк-музыка, — и продажи фанк-сборников резко пошли вверх). Придумают что угодно, лишь бы ходили молодые люди на альтернативный rock-n-roll, кушали drugs, а потом имели небольшой sex с перспективой дальнейшего увеличения молодежной аудитории шоу-бизнеса.

После того как искусство Кейва стало доступно массам, он сам постарался от них отгородиться. Журналисты, когда-либо бравшие интервью у Кейва, все как один соглашаются, что общаться с этим человеком можно... но понять его, к сожалению, нельзя. Певец ненавидит публичные заявления и интервью, считая себя слишком ранимым. «Причина, по которой я нахожу процесс интервью все менее интересным, — говорит он, — в том, что я чувствую, будто делаю их не для себя. Я не очень хочу, чтобы меня понимали. И мне, в частности, совсем не нужно то, ради чего дают интервью — большой успех. Мне не хочется большей славы и больших денег». Кейву недаром присвоено почетное звание «самого альтернативного из коммерческих и самого коммерческого из альтернативных исполнителей».

Этот маленький человек с немытыми волосами является одним из самых популярных певцов в России. Их дуэт с Кайли Миноуг про историю убийства крутился по МузТВ всю кампанию «Голосуй или проиграешь» (что выглядело, конечно, угрожающе: мол, голосуй за Бориса Николаевича, иначе тебя пришедший к власти не-борис-николаевич — каменюкой по голове). Так что косвенно Ник помог выиграть Ельцину избирательный марафон. Понравился Ник — сильный мужчина. У нас любят героев, особенно бывших неудачников. И главное, Ник Кейв оказался неожиданно близок по духу русской музыке — взрывоопасной смеси мещанских образов и надрывности суровых ребят с лесоповала. Беда в том, что наш блатняк (стыдливо называемый «русским шансоном») стал почти официальной музыкой страны. Сплошной ресторан. И слезливо-залихватские кабацкие песни — мечты о «красивой» жизни в воображении дальнобойщиков, ничего не видевших кроме тайги. А в Кейве притягивает его уверенность и какое-то брутальное стремление быть как можно дальше от Иглесисаса. Он не утешитель. Кейв для женщин — символ очень чувственного любовника, снисходительно дозволяющий себя любить. Мужчины же ему могут пожаловаться на судьбу. Он и сосед, к которому можно заглянуть с пол-литрой, и коллега (разговор в курилке: «наши опять проперли»), и друг, который в состоянии выслушать про измену жены. Это русский подход. Он подбодрит бестактной шуткой. А вот это — подход не русский. Но в то же время каторжная история его родины сближает его с родиной нашей. Он остался лимитчиком, переезжая из Австралии в Лондон, потом в Берлин, далее в Сан-Пауло. В России его считают самым мрачным певцом. Низкий голос, неулыбчивое лицо. Песни о сумерках души, кошмарных убийствах, жестоком насилии. На грани вкуса. Кейв хочет, чтобы его считали самым веселым человеком в Европе. В этом разница между русским и западным чувством юмора. Нелепая смерть — одна из основных тем для острот в Англии, в России воспринимающаяся как кощунство (с другой стороны в наш юмор иностранцы не врубаются категорически).

«Я австралиец, и когда я вижу соотечественников за границей, чувствую свое родство с ними, какими бы идиотами они ни выглядели. Мне понятно их чувство юмора. Я много лет стараюсь объяснить иностранцам особенности австралийского юмора, который многим кажется очень странным», — говорил в одном из интервью Ник Кейв. Но мир еще не готов к австралийским шуткам. Типа: несмотря на то, жизнь так ужасна, со смертью все не заканчивается. Мучения будут продолжаться.

Задача художника заключается не в том, чтобы сидеть и писать счастливые песенки о том, как прекрасно все вокруг. Но мрак и опустошение — это достаточно поверхностное отношение к его музыке. Не забывайте, что у него какое-то непонятное нам, австралийское чувство юмора. Так что не надо делать из него такого уж злодея. В искусстве если и есть мораль, то она сильно отличается от жизненной, и именно это он хотел показать в своих песнях. Он сейчас каждый день читает Библию, хотя его религиозные чувства основаны скорее на отношениях между людьми, чем на поисках Отца. Какие бы чувства испытывали вы, стоя на коленях перед полуобнаженной Кайли? «Это и вправду было чем-то вроде религиозного чувства».

Прошла целая эпоха с момента, когда имя это впервые появилось на страницах музыкальных периодических изданий. Сменялись европейские политические формации, отгремела панк-революция, культурный андерграунд, хлебнув новой волны диссидентской эстетики, разродился невообразимым количеством оригинальных, а подчас безумных или кичливых творческих форм, в общей массе которых причудливым цветком расцвел музыкальный индепенденс. Загадочной, а временами мистической или одиозной фигурой в нем явился наш герой.

Разделение общества на классы породило государство, государство породило социальную несправедливость с неизбежным чванством и лицемерием «элит», социальная несправедливость породила панк-революцию, панк-революция родила Ника Кейва, — такова «родословная» музыканта из Мельбурна, студента художественного отделения Колфилдского технического института, который, находясь под влиянием жестоко кореживших музыкальные вкусы молодежи и «убивающих» наповал старшее поколение потребителей SEX PISTOLS, решился на создание еще одной «культовой» команды.

Нормальный человек Ник Кейв не нравится американскому бухгалтеру — это один из критериев нормальности. Истеричным персонам, не способным понять, что все песни Ника Кейва — о любви. В мире есть, наверное, артистов десять, которым позволено произносить это слово — так, чтобы нормальных людей не коробило. Ник Кейв входит в первую тройку.

Нормальный человек Ник Кейв — иностранец везде. Его попеременно принимали Мельбурн, Лондон, Берлин, Рио. Он не хочет остаться нигде. Может быть, потому, что он нормальный? Хорошо быть австралийцем. Раз в году появляешься на родине, во всех остальных местах жизни можешь оставаться чужим, не теряя нормальности.

Нормальному человеку Нику Кейву нравится писать книги, гулять с сынишкой Люком, пользоваться компьютером как пишущей машинкой, старый друг Вим Вендерс, разные симпатичные девушки, не интересоваться Интернетом, дружить с Миком Харви, города, честность, по наводке Бликсы слушать эстонца Арво Пярта, не ругаться, тренировать лондонский акцент.

Что значит Ник Кейв для нашего человека? Песня «Your Funeral, My Trial», которую записывают 22 раза подряд на кассету и слушают, три месяца лежа в больнице — говорят, помогает от сумасшествия. Ник Кейв для нашего человека — кровавый и отчаянный персонаж Достоевского. Самый любимый. Его похождения — сомнительное оправдание для героинщиков. Его возят на всего лишь 190-м Мерседесе. Из всех технических достижений он открыл для себя только электромузыкальный инструмент Casio. B его группе — выдающиеся музыканты, он не говорит об их собственных проектах со снисходительностью. Возможно, он не стал бы тем, кто есть сейчас, не будь рядом оставшегося со времен The Birhtday Party Мика Харви и Бликсы Баргельда, великого управдома «Саморазрушающихся новостроек».

«А это — певец мой любимейший, Ник Кейв». Эта знаменитая фраза Бананана из культовой соловьевской «АССы» в далеких восьмидесятых заставила обратить внимание многих рядовых отечественных меломанов на творчество такого неординарного деятеля мировой альтернативной рок-сцены, каковым являлся Ник Кейв. Его феномен уже тогда будоражил мировую андеграундную культуру.

С тех пор много воды утекло, но, несмотря на бег времени, Кейв не утратил ни капли своей зловещей привлекательности, продолжая нести людям свои неповторимые, чуть отдающие порой могильным холодом, мрачноватой эстетикой смерти и трагической любовной безысходностью, композиции.

Ник Кейв — экстремист, человек, который верит, что жизнь должна быль прожита не в середине, а на пределах существования, и что искусство должно отображать смятение такой жизни. Его первая группы исследовали эти пределы с отчаянной непринужденностью, доказывая, что в то время, как группа британских парней из рабочего класса (Sex Pistols и Malcolm McLaren, соответственно) могла возродить рок, банда преступных австралийцев в свободном падении, полных решимости проникнуть в самые глубины деградации, может возрождать мертвых. Они явились одной из самых значительных групп 1980-x и последующие возрождения, несмотря на разногласия, произошло благодаря их нигилистичному, завораживающему, отдающему героином вокалисту, признанному певцу и автору песен.

Пожалуй, самым трагичным образом Ника Кейва является певец, сидящий в лондонском сабвее и царапающий стихи в записной книжке, где вместо ручки — окровавленная игла. Работая с The Bad Seeds, Кейв поднимается как соло артист, происходит метаморфоза от орущего предвестника смерти (The Birthday Party) до артиста, которого ставят в один ряд, по меньшей мере по ощущениям, с какими героями как Leonard Cohen, John Lee Hooker, Johny Cash — с музыкантами, которые работают с эмоциональными экстремизмами в более традиционном музыкальном формате. Высокие оценки получил его альбом The Firstburn Is Dead (основанный на блюзе) с его жутким символизмом, представляющим Элвиса Пресли в роли Христа («Tupelo»).

На церемонию вручения наград MTV в 1996 году Ник Кейв прислал письмо с благодарностью и отказом от премии в номинации «лучший певец года». Мотивация была необычной для MTV и совершенно логичной для Кейва: «Моя муза — не скаковая лошадь, чтобы загонять ее на скачках ради призрачной победы». В итоге лучшим певцом года стал Джордж Майкл, с сарказмом поблагодаривший Ника Кейва «За предоставленную возможность».

«Stranger Than Kindness» это одна из моих любимых песен. Она очень странная, запоминающаяся, хрупкая песня и в ней существует для меня некоторая отчужденность из-за текста (Anita Lane), потому, что я до конца так и не понял его. И музыка в ней странная, мне очень нравится аккордовое развитие. Этот тип оркестрового звука которого достигает Blixa. Очень здорово».

У Ника появился собственный офис. Мебели там не очень много — пианино, столик и кроватка (которой никто все равно не пользуется, потому что ночевать Ник приходит домой, в семью, а в офис ходит как бы на работу), но атмосфера способствует вдохновению, точнее, отношению к творческому процессу как к работе и более серьезному подходу к этой работе. «Мой главный принцип — это работать, постоянно работать, потому что я знаю, что как только я перестаю работать, я становлюсь ужасным, я становлюсь плохим человеком, плохим мужем, отцом». Тем не менее, офисный будильник звонит ровно в шесть вечера, и Ник идет домой, даже если звонок застал его посреди сочинения гениальной песни. Просто такой порядок.

Первый эфир 8.05.2002 г.